Самонадеянность

Отрывок из рассказа, вошедшего в сборник «Новые мелодии печальных оркестров» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда

Романы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов — из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть. «Новые мелодии печальных оркестров»— чертова дюжина то смешных, то грустных, но неизменно блестящих историй от признанного мастера тонкого психологизма, впервые переведённых на русский язык.

Ее манера с готовностью переводить речь на другую тему Хуана бесила.

— Хорошо, поцелуй меня один раз, — уперся он.

— А ты обещаешь?

— Сначала поцелуй.

— Нет, Хуан, ты сначала пообещай.

— Так ты не хочешь меня поцеловать?

— Уффф! — простонала Ноуэл.

С нарастающей тревогой Хуан дал обещание и заключил Ноуэл в свои объятия. Едва коснувшись ее губ, ощутив ее близость, он забыл о минувшем вечере, забыл самого себя — и стал тем вдохновенным, романтичным юношей, знакомым Ноуэл прежде. Но было слишком поздно. Руками, лежавшими на плечах Хуана, Ноуэл его оттолкнула.

— Ты обещал.

— Ноуэл...

Ноуэл поднялась с диванчика. Смущенный и растравленный, Хуан проводил Ноуэл к дверям.

— Ноуэл...

— Спокойной ночи, Хуан.

Когда они стояли на крыльце, Ноуэл устремила взгляд над темными верхушками деревьев к круглой сентябрьской луне.

С ней скоро произойдет что-то великолепное, отрешенно подумала она. Что-то такое, что завладеет ею целиком, выхватит ее из привычной жизни — бессильную, пылкую, полную восторга.

— Спокойной ночи, Ноуэл. Ноуэл, ну пожалуйста...

— Спокойной ночи, Хуан. Не забудь, завтра мы собираемся поплавать. Чудно, что мы с тобой повидались. Спокойной ночи.

Ноуэл закрыла дверь.

Под утро Хуан очнулся после прерывистого сна с мыслью, что Ноуэл, быть может, не поцеловала его из-за трех прыщиков на щеке. Он зажег свет и осмотрел их. Два были почти незаметны. Он пошел в ванную, затушевал их черной мазью и снова забрался в постель.

За завтраком тетушка Кора встретила его сухо.

— Из-за тебя твой двоюродный дедушка всю ночь глаз не сомкнул, — сказала она. — Слышал, как ты расхаживаешь у себя по комнате.

— Да я только два раза прошелся, — несчастным голосом отозвался Хуан. — Ужасно сожалею.

— Ты ведь знаешь, ему необходимо высыпаться. Нам всем надо быть осмотрительней, когда кто-то болен. Молодые вечно об этом забывают. До твоего приезда он совсем пошел на поправку.

День был воскресный, и они собирались купаться у дома Холли Морган, где на удобном солнечном берегу обычно бывало многолюдно. Ноуэл заехала за Хуаном, но до места они добрались раньше, чем ему удалось робкими намеками на вчерашний вечер занять ее внимание. Хуан поговорил с теми, кто был ему знаком, был представлен незнакомым, и снова у него стало муторно на душе от царившей в компании веселой фамильярности и безупречной непринужденности в одежде. Все, он не сомневался, заметили, что со дня приезда в Калпеппер-Бэй он носит один-единственный костюм, изредка сменяя его на белые фланелевые брюки. Обе пары брюк нуждались в глажке, однако после причиненного двоюродному дедушке ночного беспокойства он не решился обратиться за завтраком к тетушке Коре с этой просьбой. Хуан снова попытался потолковать с Холли, смутно надеясь вызвать у Ноуэл ревность, однако Холли была занята и разговора не поддержала. Минут через десять ему кое-как удалось увернуться от беседы с несносной мисс Холиуок, и тут он с ужасом обнаружил, что Ноуэл исчезла.

Только что Хуан видел, как она оживленно обменивалась пустячными репликами с высоким, хорошо одетым незнакомцем, представленным ей накануне, а теперь ее и след простыл. Терзаемый жутким одиночеством, он делал вид, что всем доволен и, слоняясь по берегу, наблюдает за купальщиками, а на самом деле выискивал глазами Ноуэл. Потом, почувствовав, что его неуклюжее фланирование становится слишком заметным, он с несчастным видом опустился на песчаный гребень возле Билли Харпера. Но Билл Харпер любезности не выказал, равно как и желания общаться, и почти сразу же, помахав стоявшему поодаль приятелю, пустился ему навстречу.

Хуана охватило отчаяние. Увидев вдруг Ноуэл, которая выходила из дома с высоким незнакомцем, он порывисто вскочил в уверенности, что на лице у него написано дикое волнение.

Ноуэл, поприветствовав его жестом, крикнула:

— У меня пряжка от туфли отвалилась. Пришлось чинить. Я думала, ты купаешься.

Хуан замер на месте в страхе, что, если он что-то ответит, голос его выдаст. До него дошло, что ему дана отставка и что на горизонте появился кто-то другой. Сильнее всего ему захотелось провалиться сквозь землю. Когда пара подошла ближе, спутник Ноуэл окинул его небрежным взглядом и продолжил оживленно-доверительную беседу с Ноуэл. Вокруг них неожиданно собралась целая компания. Следя за обществом краем глаза, Хуан потихоньку, но целеустремленно направился к воротцам, которые вели к дороге. Когда чей-то мужской голос небрежно его окликнул: «Уходишь?» — он, как бы через силу кивнув, ответил: «Да, мне пора». Очутившись за заслоном припаркованных автомобилей, он даже припустил рысцой, но под удивленными взглядами водителей сбавил шаг. До дома Чандлеров было полторы мили, день стоял знойный, однако Хуан упорно брел вперед, чтобы Ноуэл, покинув друзей («вместе с этим типом», — горько думал он), его не настигла. Это было бы выше его сил.

Сзади послышался гул мотора. Хуан тотчас метнулся на обочину и спрятался за первой попавшейся живой изгородью. Машина оказалась чужой, но теперь он, постоянно высматривая пригодное для себя убежище, шагал быстро, а лишенные укрытий пространства преодолевал бегом.

Дом тетушки уже был виден, когда это все-таки произошло.

Распаренный и взъерошенный, он едва успел прижаться грудью к стволу дерева, и тут мимо него промчался спортивный автомобиль Ноуэл, за рулем которого сидел высокий незнакомец. Хуан, выйдя из засады, проводил их глазами. Потом, слепой от пота и горя, двинулся дальше к дому.

За обедом тетушка Кора пристально всматривалась в Хуана.

— Что-то случилось? — спросила она. — На пляже что-то вышло не так?

— Да нет, что вы! — воскликнул Хуан с наигранным удивлением. — Почему вы так решили?

— Вид у тебя какой-то странный. Подумала, уж не по ссорился ли ты с этой девчушкой Гарно.

Тетушку Кору Хуан был готов растерзать.

— Вовсе нет.

— Ты стараешься напрочь выбросить ее из головы, — продолжала тетушка Кора.

— Что вы хотите этим сказать? — Хуана даже передернуло: о чем речь, он понял как нельзя лучше.

— Напрочь выбросить из головы Ноуэл Гарно. Тебе с ней не по пути. — (Лицо у Хуана пылало. Язык ему не повиновался.) — Говорю тебе по доброте душевной. На твоем месте о Ноуэл Гарно всерьез нечего и думать.

Подспудный смысл сказанного тетушкой Корой ранил Хуана сильнее слов. Еще бы, он и сам прекрасно уяснил, что никак не годится для Ноуэл — и что если в Акроне он мог вызывать симпатию, для Калпеппер-Бэя этого было мало. К нему пришло (как и ко всем юношам в схожей ситуации) осознание того, что за всякий успех (а его мать этот визит к тетушке Коре считала успехом) нужно платить болезненную для самолюбия цену. Однако жестокость мира, допускающего столь нестерпимое положение дел, оставалась за гранью его разумения. Разум отвергал это безоговорочно, как отвергал словарное обозначение трех пятнышек на щеке. Хуану хотелось избавиться, скрыться, очутиться дома. Он твердо вознамерился уехать завтра же, но после этого тяжелого разговора решил объявить об отъезде только вечером.

После обеда Хуан взял в библиотеке детективный роман и поднялся к себе наверх — почитать в постели. Одолел книгу к четырем часам и спустился вниз — взять другую. Тетушка Кора накрывала на веранде три чайных столика.

— Я думала, ты в клубе! — воскликнула она удивленно. — Была уверена, что ты ушел в клуб.

— Устал, — ответил Хуан. — Вздумал вот почитать.

— Устал! — вскричала тетушка Кора. — В твои-то годы! Тебе нужно играть на свежем воздухе в гольф — тогда и прыщ на щеке не вскочил бы. — (Хуан скривился: его эксперименты с черной мазью привели к тому, что от раздражения прыщ горел огнем.) — А не валяться с книжкой в такой день!

— У меня нет клюшек, — поспешно ответил Хуан.

— Мистер Холиуок сказал, что ты можешь воспользоваться клюшками его брата. Он предупредил старшего кедди. Беги, не задерживайся. Там бывает много молодых гольферов. А то я начинаю думать, ты совсем заскучал.

Страдая, Хуан представил себе, как он слоняется по площадке в одиночестве — и тут вдруг появляется Ноуэл. Ему вовсе не хотелось снова увидеться с Ноуэл — разве что опять в Монтане, в тот прекрасный день, когда она подойдет к нему со словами: «Хуан, я никогда не думала — и даже вообразить не могла, какова твоя любовь».

Неожиданно он вспомнил, что Ноуэл отправилась до вечера в Бостон. На площадке ее не будет. У Хуана сразу отлегло от сердца: играть в одиночестве не придется.

Старший кедди неодобрительно взглянул на его гостевую карточку, и Хуан нервно заплатил за полдюжины мячей по доллару каждый в попытке нейтрализовать почудившуюся ему враждебность. На первой метке он огляделся по сторонам. Шел уже пятый час, и вблизи никого не было, кроме двух пожилых мужчин, которые практиковали броски с верхушки небольшого холма. Нацелившись на мяч, Хуан услышал, как кто-то остановился позади него, и он вздохнул с облегчением, когда резким ударом направил мяч на расстояние в полторы сотни ярдов.

— Играете в одиночестве?

Хуан оглянулся. Плотный мужчина лет пятидесяти, крупнолицый, с высоким лбом, широкой верхней губой и выпирающей челюстью вытаскивал клюшку из туго набитого мешка.

— Ну, в общем, да.

— Не возражаете, если я присоединюсь?

— Нисколько.

Предложенное партнерство принесло Хуану мрачное облегчение. Играли они на равных: на точные короткие удары мужчины Хуан отвечал время от времени блестящими удачами. Однако после седьмой лунки игроки перестали ограничиваться отрывистыми подбадривающими восклицаниями и стандартными комплиментами, какими обычно сопровождается партия в гольф.

— Что-то я раньше вас тут не видел.

— Я приехал в гости, — пояснил Хуан, — остановился у моей тетушки, мисс Чандлер.

— А, понятно. Знаю мисс Чандлер очень хорошо. Приятная пожилая дама, только снобизма в ней много.

— Что-что? — переспросил Хуан.

— Говорю, снобизма в ней много. Ничего страшного... Ваша очередь, кажется.

Только через несколько лунок Хуан набрался духу отозваться на реплику партнера.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что в тетушке много снобизма? — спросил заинтересованный Хуан.

— А, между мной и мисс Чандлер давние счеты, — напрямик пояснил мужчина. — Она старая подруга мо- ей жены. Когда мы поженились и приехали в Калпеппер-Бэй на лето, она попыталась нас отсюда выжить. Заявила, что моей жене незачем было выходить за меня замуж. Я, мол, чужак.

— И как вы поступили?

— Да попросту на нее плюнул. Она потом одумалась, но я, разумеется, никогда к ней особой любви не питал. Она ведь пробовала совать свой нос в наши дела еще до нашей женитьбы. — Мужчина рассмеялся. — Кора Чандлер из Бостона — как она тогда верховодила над здешними девицами! В двадцать пять лет в БэкБэе у нее был самый острый язычок. Они, знаете ли, принадлежали к старожилам — обедали с Эмерсоном, Уитьером и прочими. Моя жена тоже входила в этот круг. А я прибыл со Среднего Запада... Фу-ты ну-ты. Что-то я заболтался. Отстаю на два удара.

Внезапно Хуану захотелось поведать этому человеку о своей ситуации — не так, как дела обстояли в действительности, а приукрасить ее, наделив достоинством и значимостью, которые пока что были ей несвойственны. В голове у него складывался рассказ об извечной борьбе нищего юноши с высокомерным светом, превыше всего ставящим богатство. Этот новый поворот нес душе утешение, и Хуан постарался отбросить менее приятное осознание того, что деньги, собственно, были тут ни при чем. Втайне он понимал, что оттолкнул Ноуэл от себя злополучным эгоизмом, неловкостью, нелепыми попытками заставить ее ревновать к Холли. Его бедность не была тут главной помехой, при других обстоятельствах она могла бы придать их отношениям романтический отблеск.

— Я прекрасно понимаю, что вы должны были чувствовать, — вырвалось вдруг у Хуана, когда они подходили к десятой метке. — У меня нет денег, а у девушки, которую я люблю, они есть, и похоже, что всем на свете, кому неймется совать нос в чужие дела, припала охота нас разлучить.

На миг Хуан сам поверил, что так оно и есть. Партнер пристально в него всмотрелся.

— А девушка к вам неравнодушна? — спросил он.

— Да.

— Тогда, юноша, не сдавайтесь. Все крупные состояния не в одночасье наживались.

— Я все еще учусь в колледже, — захваченный врасплох, растерялся Хуан.

— А она не согласна вас подождать?

— Не знаю. Видите ли, на нее очень сильно давят. Семейство намерено выдать ее за богача. — Хуан мысленно представил себе высокого, модно одетого незнакомца, которого он видел утром, и дал волю воображению. — Гость из восточных штатов, он сейчас здесь — и боюсь, что вместе они вконец задурят ей голову. Не выйдет с этим — явится другой.

Новый приятель Хуана сдвинул брови:

— Нельзя, знаете ли, получить все сразу, — сказал он наконец. — Я меньше всего готов советовать молодому человеку бросить колледж, не имея к тому же понятия ни о нем самом, ни о его способностях, но если учеба ставит между вами и девушкой преграду, тогда лучше задуматься о том, не поискать ли себе работу.

— Вот я то же самое и прикидываю, — нахмурился Хуан. Эта мысль впервые посетила его десять секунд назад.

— Впрочем, у всех нынешних девушек мозги набекрень, — бухнул партнер Хуана. — Начинает поглядывать на мужчин в пятнадцать, а в семнадцать, того и гляди, сбежит с соседским шофером.

— Это верно, — рассеянно подтвердил Хуан. Его целиком захватило только что высказанное предположение. — Беда в том, что живу я не в Бостоне. Если я брошу колледж, то мне захочется быть поближе к ней, потому как, прежде чем я смогу ее обеспечить, пройдет не один месяц. А как мне найти работу в Бостоне — ума не приложу.

— Коль скоро вы в родстве с Корой Чандлер, труда это не составит. Она знает всех бостонцев до единого. Быть может, и семейство девушки тебе посодействует, раз уж ты ей пришелся: в наше сумасшедшее время иные родители готовы любого дурака свалять.

— Не очень-то мне это по душе.

— Богатые девушки не могут питаться воздухом, — сурово отрезал немолодой партнер Хуана.

Игра продолжилась в молчании. Вдруг, пока они расхаживали по площадке, спутник Хуана озабоченно повернулся к нему:

— Послушайте, юноша. Не уверен, действительно ли вы задумали бросить колледж или я вам эту идею сей момент подкинул. Если так, выбросьте ее из головы. Поезжайте домой, обсудите ситуацию на семейном совете. И поступайте так, как вам скажут.

— Мой отец умер.

— Что ж, спросите у матери. Она сердцем чувствует, что для вас благо.

Партнер обращался теперь с Хуаном заметно прохладнее, словно сожалел, что каким-то боком оказался замешанным в его дела. Он угадывал в нем серьезную основу, но без одобрения отнесся к его готовности поверять душу незнакомцам и неспособности найти себе занятие в жизни. Чего-то Хуану недоставало — не уверенности в себе, конечно («прежде чем я смогу ее обеспечить, пройдет не один месяц»), а какой-то более явно выраженной силы, напористости. Когда оба подошли к кабинке кедди, пожилой игрок обменялся с Хуа ном рукопожатием и уже собирался удалиться, но тут что-то побудило его сказать юноше еще два-три слова.

— Если надумаете попытать удачу в Бостоне, заходите ко мне повидаться. — Он настойчиво вложил в руку Хуана визитную карточку. — До встречи. Счастливо. И помните: женщина — это нечто вроде автомобиля...

Он затворил за собой дверь раздевалки. Расплатившись с кедди, Хуан взглянул на визитную карточку, зажатую в ладони.

«Гарольд Гарно, — стояло там. — Стейт-стрит, 23-7».

Не прошло и минуты, как Хуан, стараясь не оглядываться, опрометью ринулся подальше от Калпепперклаба.

Месяц спустя Сан-Хуан Чандлер по прибытии в Бостон снял дешевый номер в скромной гостинице в деловой части города. В кармане у него лежали двести долларов наличными и конверт, набитый облигациями на полторы тысячи: это и был стартовый капитал, назначенный ему отцом при рождении, с тем чтобы дать ему шанс преуспеть в жизни. Завладел он им не без пререканий с матерью, и не без слез примирилась она с его решением бросить колледж на последнем курсе. Хуан ограничился сообщением, что ему предложили в Бостоне выгодное место; о прочем она догадывалась, но тактично молчала. На самом деле никаких предложений он не получал и никаких планов не строил, однако

теперь он достиг совершеннолетия — и с юношескими изъянами было покончено навсегда. В одном он был уверен: ему предстоит жениться на Ноуэл Гарно. Во сне его неотступно терзали мука, боль и стыд, пережитые тем воскресным утром, затмевая все возможные сомнения, затмевая даже по-мальчишески романтическую влюбленность, что расцвела однажды тихим теплым вечером в Монтане. Эта любовь никуда не делась, но была заперта наглухо: то, что случилось позже, подавило ее и заглушило. Добиться Ноуэл было необходимо для его гордости и чувства собственного достоинства: это стало вопросом жизни и смерти — лишь бы стереть из памяти тот день, когда он постарел на целых три года.

С тех пор Хуан с Ноуэл не виделся. На следующее утро он покинул Калпеппер-Бэй и отправился домой.

Да, время он провел прекрасно. Да, тетушка Кора была очень мила. Он не стал писать ни строчки, но через неделю получил от Ноуэл удивленное, хотя и чудовищно несерьезное письмо, в котором она писала, что очень рада была снова с ним повидаться и как нехорошо было с его стороны уехать не попрощавшись.

«Холли Морган шлет тебе наилучшие пожелания, — заканчивала Ноуэл с мягкой наигранной укоризной. — Наверное, вместо меня следовало писать ей. Я всегда считала тебя ветреником, а теперь в этом убедилась».

От ее неловкой попытки замаскировать свое безразличие Хуана бросило в дрожь. Он не добавил это письмо к драгоценной связке, перетянутой голубой ленточкой, а сжег его на противне: трагический жест, едва не спаливший дом матери.

Так началась жизнь Хуана в Бостоне, и первый прожитый им там год настолько походил на сказку без морали, что вряд ли стоит ее пересказывать.

Это история о веренице шальных алогичных везений, на прочном основании которых воздвигается впоследствии девяносто девять из ста неудач. Хотя трудился он усердно, но особые перспективы перед ним не открылись — во всяком случае, соизмеримые с получаемым вознаграждением. Он наткнулся на человека, составившего план — вполне нелепый — хранения замороженных морепродуктов, для реализации которого уже несколько лет искал финансы. Хуан по неопытности принял в этом проекте участие и вложил в него тысячу двести долларов. За год его вопиющая опрометчивость принесла ему прибыль в четыреста процентов. Его партнер попытался выкупить его долю, но в результате достигнутого компромисса Хуан остался компаньоном.

Внутреннее осознание судьбы, никогда Хуана не по кидавшее, подсказывало ему, что он разбогатеет. Но в конце года произошло событие, которое заставило его усомниться, имеет ли это вообще какое-либо значение.

Он дважды видел Ноуэл Гарно: один раз в театре, а другой — на заднем сиденье лимузина, в котором она проезжала по бостонской улице, и выглядела, как он позже решил, бледной, усталой и скучающей. При встрече он ничего такого не подумал: это потом сердце у него переполнилось неодолимым волнением и беспомощно затрепетало, будто взаправду стиснутое чьими-то пальцами. Он поспешно укрылся под навесом магазина и замер там — дрожа от ужаса и восторга в ожидании, пока она проедет мимо. Ноуэл не знала, что он в Бостоне, и сам он не хотел, чтобы она об этом знала, пока он не подготовится к встрече. Хуан следил за каждым ее шагом по газетным колонкам светской хроники. Вот она учится в колледже, вот проводит дома рождественские каникулы, на Пасху выехала к горячим источникам, а осенью представлена обществу. Это была пора ее дебюта: ежедневно Хуан читал о ее присутствии на обедах, на танцах, на балах и на собраниях, на благотворительных вечерах и на театральных постановках Молодежной лиги. Ящик его письменного стола заполняла дюжина ее нечетких изображений в газетах. Хуан терпеливо ждал. Пускай Ноуэл вволю повеселится.

По истечении почти полутора лет, проведенных им в Бостоне, к концу первого сезона Ноуэл, в суматохе массового отбытия во Флориду, Хуан решил больше не ждать. И вот сырым и промозглым февральским днем, когда детвора в резиновых сапожонках строила плотины в забитых снегом канавах, на крыльцо дома Гарно поднялся приятного вида хорошо одетый блондин и вручил горничной визитную карточку. Стараясь утишить сердцебиение, он прошел в гостиную и уселся там в кресло.

Шелест платья на лестнице, легкие шаги по залу, возглас — это Ноуэл!

— Хуан, ты ли? — воскликнула Ноуэл — удивленная, польщенная, любезная. — Я не знала, что ты в Бостоне. Я так рада тебя видеть. Думала, ты совсем меня бросил.

Голос Хуан обрел почти сразу: теперь это оказалось легче, чем раньше. Ощутила ли Ноуэл произошедшую с ним перемену, но теперь он уже не был никем, как прежде. Запас солидности не позволит ему снова вести себя как эгоистичному дитяти.

Хуан пояснил, что не прочь обосноваться в Бостоне, и дал ей понять, что дела у него обстоят блестяще; затем, хотя это и причинило ему боль, с юмором вспомнил об их последней встрече, намекнув, что покинул компанию купальщиков из-за вспышки гнева на Ноуэл.