Уолт Уитмен - великий поэт-пророк родился в Соединенных Штатах, в Лонг-Айленде, что близ Нью-Йорка, на двадцать лет позже нашего Пушкина
До 35 лет он был полубездельником, кое-как подрабатывавшим на разных работенках, занимался в том числе мелкой литературной поденщиной, в коей проявлял себя полной бездарностью. Большой, ленивый, медлительный, добродушный, любил уединенно валяться под солнцем в песке на берегу Атлантического океана. В душе его никогда не было ни злобы, ни зависти, ни тщеславия, всем окружающим и всякой твари благодушно симпатизировал, и все симпатизировали ему. Так и жил в безвестности, любимый и признаваемый ближайшим окружением, да первым встречным бродягой или собакой.
И вдруг, когда минуло ему тридцать пять, однажды ранним солнечным утром его озарило.
Вот как он сам позже вспомнил об этом:
«Я помню, было прозрачное летнее утро. Я лежал на траве… И вдруг на меня снизошло и простерлось вокруг такое чувство покоя и мира, такое всеведение, выше всякой человеческой мудрости, и я понял… что Бог – мой брат, и что Его душа – мне родная… и что ядро всей Вселенной – любовь».
И он начал писать свою великую книгу «Листья травы». Могучий поэтический поток. В форме новой, небывалой – это были не стихи в обычном понимании того времени, да и последующих. Там не было рифм, определенного размера, но был какой-то могучий космический ритм и свой особый язык, свободный, богатый, потрясающе образный и проникновенный. Эти стихи были обо всех и обо всем: от каждой травинки до каждого человека, от космических далей до мельчайшего микроба – обо всех и о себе самом. Любовная песнь всему сущему. Так, действительно, мог писать о своем творении и обращаться к нему сам Господь, во всем и всех сущий. Несколько лет эта книга писалась им неотрывно, и это было главное событие и единственное свершение его жизни, его судьба, бесконечно превысившая его самого.
Уитмена не сразу признали, но все-таки уже и при жизни нашлись у него редкие понимающие читатели, и постепенно образовался небольшой круг преданных поклонников. Дальше он жил уже на волнах свершенного, оставаясь все тем же – большим, благодушным, ленивым, всеобщительным и всеприемлющим.
Теперь Уолт Уитмен давно классик, его знает весь мир. О поэзии его и жизни написаны сотни книг, в том числе прекрасная книга Корнея Чуковского «Мой Уитмен», которая стоит у меня на полке. И вот сегодня рука жены потянулась к этой книге и открыла это стихотворение. Так, действительно, сам Бог мог бы обратиться к каждому из нас, к душе каждого, кем бы он или она ни были, в любой миг жизни. И человек узнал бы о себе не правду, нет, больше и выше, неизмеримо выше: сверхправду – истину. И получил бы такой заряд любви, которого хватило бы ему на оставшуюся жизнь и на бесконечное число последующих.
Лучшей психотерапии, лучшей душевной поддержки и лучшего решения всех проблем невозможно найти, чем вот эта, заранее, за сто лет загодя написанная иллюстрация к словам Александра Меня: «Бог любит каждого больше всех».
ТЕБЕ
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен, уйдет у тебя из-под ног и под руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье твое, и твой дом, и одежда твоя, и слова, и дела, и тревоги, и веселья твои, и безумства – все ниспадает с тебя,
И тело твое, и душа отныне встают предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли-продажи, от фермы твоей и от лавки, от того, что ты ешь, что ты пьешь, как ты мучаешься и как умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы ты стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
«Многих женщин и многих мужчин я любил, но тебя я люблю больше всех».
Долго я мешкал вдали от тебя, долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить, тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе, ты и сам не был справедлив к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания, я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни господина, ни бога: над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом.
Живописцы писали кишащие толпы людей и меж ними одного – посредине,
И одна только голова была в золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от мужских и от женских голов вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о твоих величавых и славных делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья – чем обернулись они?)
Но посмешище это – не ты,
Там, в глубине, под спудом затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и привычные будни, и конторка, и дерзкий твой взгляд скрывают тебя от других и от самого себя,– от меня они не скроют тебя,
Бритые щеки, нечистая кожа, бегающий, уклончивый взгляд пусть с толку сбивают других – но меня не собьют,
Пошлый наряд, безобразную позу, и пьянство, и жадность, и раннюю смерть – я все отметаю прочь.
Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у тебя,
Ни такой красоты, ни такой доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья такого, какие есть у тебя
И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя.
Никому ничего я не дам, если столько же не дам и тебе,
Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, пока не прославлю тебя.
Кто бы ты ни был! иди напролом и требуй!
Эта пышность Востока и Запада – безделица рядом с тобой,
Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные – безмерен, безбрежен и ты, как они,
Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти – ты тот, кто над ними владыка,
Ты по праву владыка над природой, над болью, над страстью, над каждой стихией, над смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что все хорошо, Стар или молод, мужчина или женщина, грубый, отверженный, низкий, твое основное и главное громко провозглашает себя,
Через рожденье и жизнь, через смерть и могилу, – все тут есть, ничего не забыто!
Через гнев, утраты, честолюбье, невежество, скуку твое Я пробивает свой путь.
И вдруг, когда минуло ему тридцать пять, однажды ранним солнечным утром его озарило.
Вот как он сам позже вспомнил об этом:
«Я помню, было прозрачное летнее утро. Я лежал на траве… И вдруг на меня снизошло и простерлось вокруг такое чувство покоя и мира, такое всеведение, выше всякой человеческой мудрости, и я понял… что Бог – мой брат, и что Его душа – мне родная… и что ядро всей Вселенной – любовь».
И он начал писать свою великую книгу «Листья травы». Могучий поэтический поток. В форме новой, небывалой – это были не стихи в обычном понимании того времени, да и последующих. Там не было рифм, определенного размера, но был какой-то могучий космический ритм и свой особый язык, свободный, богатый, потрясающе образный и проникновенный. Эти стихи были обо всех и обо всем: от каждой травинки до каждого человека, от космических далей до мельчайшего микроба – обо всех и о себе самом. Любовная песнь всему сущему. Так, действительно, мог писать о своем творении и обращаться к нему сам Господь, во всем и всех сущий. Несколько лет эта книга писалась им неотрывно, и это было главное событие и единственное свершение его жизни, его судьба, бесконечно превысившая его самого.
Уитмена не сразу признали, но все-таки уже и при жизни нашлись у него редкие понимающие читатели, и постепенно образовался небольшой круг преданных поклонников. Дальше он жил уже на волнах свершенного, оставаясь все тем же – большим, благодушным, ленивым, всеобщительным и всеприемлющим.
Теперь Уолт Уитмен давно классик, его знает весь мир. О поэзии его и жизни написаны сотни книг, в том числе прекрасная книга Корнея Чуковского «Мой Уитмен», которая стоит у меня на полке. И вот сегодня рука жены потянулась к этой книге и открыла это стихотворение. Так, действительно, сам Бог мог бы обратиться к каждому из нас, к душе каждого, кем бы он или она ни были, в любой миг жизни. И человек узнал бы о себе не правду, нет, больше и выше, неизмеримо выше: сверхправду – истину. И получил бы такой заряд любви, которого хватило бы ему на оставшуюся жизнь и на бесконечное число последующих.
Лучшей психотерапии, лучшей душевной поддержки и лучшего решения всех проблем невозможно найти, чем вот эта, заранее, за сто лет загодя написанная иллюстрация к словам Александра Меня: «Бог любит каждого больше всех».
ТЕБЕ
Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идешь по пути сновидений,
И все, в чем ты крепко уверен, уйдет у тебя из-под ног и под руками растает,
Даже сейчас, в этот миг, и обличье твое, и твой дом, и одежда твоя, и слова, и дела, и тревоги, и веселья твои, и безумства – все ниспадает с тебя,
И тело твое, и душа отныне встают предо мною,
Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли-продажи, от фермы твоей и от лавки, от того, что ты ешь, что ты пьешь, как ты мучаешься и как умираешь.
Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы ты стал моей песней,
И я тихо шепчу тебе на ухо:
«Многих женщин и многих мужчин я любил, но тебя я люблю больше всех».
Долго я мешкал вдали от тебя, долго я был как немой,
Мне бы давно поспешить к тебе,
Мне бы только о тебе и твердить, тебя одного воспевать.
Я покину все, я пойду и создам гимны тебе,
Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,
Никто не был справедлив к тебе, ты и сам не был справедлив к себе,
Все находили изъяны в тебе, я один не вижу изъянов в тебе,
Все требовали от тебя послушания, я один не требую его от тебя.
Я один не ставлю над тобою ни господина, ни бога: над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом.
Живописцы писали кишащие толпы людей и меж ними одного – посредине,
И одна только голова была в золотом ореоле,
Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотых ореолах,
От руки моей льется сиянье, от мужских и от женских голов вечно исходит оно.
Сколько песен я мог бы пропеть о твоих величавых и славных делах,
Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,
Как будто веки твои опущены были всю жизнь,
И все, что ты делал, для тебя обернулось насмешкой.
(Твои барыши, и молитвы, и знанья – чем обернулись они?)
Но посмешище это – не ты,
Там, в глубине, под спудом затаился ты, настоящий.
И я вижу тебя там, где никто не увидит тебя,
Пусть молчанье, и ночь, и привычные будни, и конторка, и дерзкий твой взгляд скрывают тебя от других и от самого себя,– от меня они не скроют тебя,
Бритые щеки, нечистая кожа, бегающий, уклончивый взгляд пусть с толку сбивают других – но меня не собьют,
Пошлый наряд, безобразную позу, и пьянство, и жадность, и раннюю смерть – я все отметаю прочь.
Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у тебя,
Ни такой красоты, ни такой доброты, какие есть у тебя,
Ни дерзанья такого, ни терпенья такого, какие есть у тебя
И какие других наслаждения ждут, такие же ждут и тебя.
Никому ничего я не дам, если столько же не дам и тебе,
Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, пока не прославлю тебя.
Кто бы ты ни был! иди напролом и требуй!
Эта пышность Востока и Запада – безделица рядом с тобой,
Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные – безмерен, безбрежен и ты, как они,
Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти – ты тот, кто над ними владыка,
Ты по праву владыка над природой, над болью, над страстью, над каждой стихией, над смертью.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что все хорошо, Стар или молод, мужчина или женщина, грубый, отверженный, низкий, твое основное и главное громко провозглашает себя,
Через рожденье и жизнь, через смерть и могилу, – все тут есть, ничего не забыто!
Через гнев, утраты, честолюбье, невежество, скуку твое Я пробивает свой путь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий